Ювенальная Юстиция ближе, чем кажется

Чего то я сомневаюсь в этом, особенно после позавчерашнего наблюдения пьяных мамаш с детьми, да и на детской площадке возле "Наджи" каждый вечер почти беспредел наблюдаю как родители пиво хлещут, харкаются, матерятся и тут же дети их маленькие гуляют. А когда я замечания делаю меня искренне не понимают и если бы не одежды мои, послали бы подальше, а так пока еще терпят.
Если вы не против могу жесть немецкую скинуть на форум, правда статейка весьма объмная, но зато официальная с кучей имен и фамилий.

Уже ждём.

f.Antony
+100,в нашем обществе сейчас духовность далеко не на первом месте.А вид молодых родителей,распивающих спиртные напитки и матерящиеся меня шокировали сразу по приезду в Сургут,еще лет 5 назад.Приняли бы закон,запрещающий продажу и распитие спиртных напитков поблизости детских игровых площадок,а тем более,если с родителями малолетний ребенок.Но не создавать же огромный бюрократический аппарат с модным названием Ювенальная Юстиция,который будет кормиться за счет налогоплательщиков и в оправдание с особым рвением лезть в любую семью и указывать как жить.Это как на Кавказе,пока выделяются огромные деньги на борьбу с терроризмом,терроризм будет обязательно

У них есть формуляры...
Сергей Сумленный, собственный корреспондент журнала «Эксперт» во Франкфурте-на-Майне.

Немецкая политика в области защиты детей наделяет чиновников почти неограниченными правами по вмешательству в дела семей. Все чаще такие вмешательства оборачиваются трагедиями. Жизнь маленькой светловолосой девочки по имени Талея из вестфальского промышленного городка Вупперталь была короткой и грустной. Ее родители, принадлежавшие не то к низшему среднему, не то к высшему нижнему классу, расстались, когда Талее было три года. Когда девочке исполнилось четыре, ее мать начала злоупотреблять алкоголем. Когда Талее было пять лет, девочку убили — убили в приемной семье, а именно в выбранной службой по защите детей семье мормонов, куда девочку поместили заботившиеся о ее благополучии чиновники. На протяжении нескольких месяцев, предшествовавших смерти Талеи, воспитатели детского сада, куда она ходила, неоднократно сообщали чиновникам, что ребенок приходит в синяках и порезах, что у девочки выдраны целые клочья волос, что ее в очередной раз искусала хозяйская собака. Служба по делам защиты детей, однако, не находила времени прореагировать на сигналы. 18 марта 2008 года реагировать стало поздно. Кто-то из членов приемной семьи — предположительно приемная мать — избил девочку, бросил ее в ледяную ванну и задушил. Похороны Талеи собрали тысячи горожан, зажегших алые свечи. Судьбу приемной матери, которой предъявлено обвинение в убийстве, суд Вупперталя пока не решил: этот скандальный по своей сути процесс привлек широкое внимание общественности Германии.
Особую пикантность делу придает то, что в отношении работников службы по делам защиты детей вердикт уже вынесен. Оба сотрудника, принимавшие решение об изъятии Талеи у матери и размещении ее в семье, где девочку ждала смерть, полностью оправданы за отсутствием состава преступления. Эти чиновники могут и дальше принимать решения об изъятии детей у родителей и размещать их в отобранных, проверенных и надежных семьях.
Логика быстрого выстрела
Смерть пятилетней Талеи была трагической, но не удивительной, полагает правозащитник из Вупперталя Пауль Блудау — один из лидеров местной общественной организации, объединяющей родителей, пострадавших от действий службы по защите детей. «Последние изменения в законодательстве привели к тому, что только в Северном Рейне-Вестфалии число изъятий детей из семей выросло на 60 процентов. Чиновники из службы по делам защиты детей приходят в семью и просто забирают ребенка. Они делают это без решения суда. По закону чиновники могут обойтись без судебного ордера, они обязаны лишь сразу же проинформировать суд. На практике это означает, что они проинформируют суд в течение недели. Служба по делам защиты детей не подчиняется никому. Никто не контролирует ее решения. Я уверен: если бы удалось создать внешний орган пусть даже только с совещательными полномочиями, который — хотя бы в закрытом режиме! — давал бы советы службам по делам защиты детей в каждом конкретном городе, то ситуация улучшилась бы», — рассказывает «Эксперту» г-н Блудау.
«Последнее время служба по делам защиты детей реагирует слишком быстро и без раздумий. Это поведение ковбоя: сначала я тебя убью, а потом буду разбираться, представлял ли ты для меня угрозу. Число изъятых детей настолько велико, что в Вуппертале чиновники уже не могут найти семьи для временного содержания. В Северном Рейне-Вестфалии самая высокая доля изъятия детей по всей стране. В Вуппертале же — самая высокая доля изъятий по Северному Рейну-Вестфалии. Только за прошлый год в городе изъяли 600 детей. А ведь еще несколько лет назад речь шла о 30–40 детях в год», — продолжает рассказ Пауль Блудау.
Впрочем, рост числа изъятий детей наблюдается по всей Германии. По официальным данным федерального министерства по делам семьи, престарелых, женщин и молодежи, за прошлый год в Германии сотрудники службы по делам защиты детей отобрали у родителей 28,2 тыс. детей и подростков. Это на 8,4% больше, чем годом раньше. Согласно тем же данным, в настоящее время от 5 до 10% (или от 250 до 500 тыс.) детей в возрасте до шести лет испытывают «недостаток ухода» со стороны родителей. Подчеркнем, что в 50% случаев вмешательства государства в дела семьи именно «недостаток ухода» являлся центральным фактором угрозы благополучию ребенка.
Таким образом, потенциальными кандидатами на перемещение в приюты являются как минимум 125–250 тыс. находящихся на территории Германии детей.
Просьба закрутить гайки
Значительное учащение случаев вмешательства в семьи признают и чиновники, работающие на местах. «Если ко мне придет семья и скажет, что готова взять ребенка, то прежде всего я страшно обрадуюсь, потому что таких семей не хватает», — признается «Эксперту» Инге Бюттнер, начальница службы по защите детей во франкфуртском районе Заксенхаузен.
В зоне ответственности отдела фрау Бюттнер и трех десятков ее подчиненных проживает 106 тыс. человек — это шестая часть населения Франкфурта, и проблем здесь больше чем достаточно. «Фактически мы работаем на пределе возможностей, — говорит Инге Бюттнер. — В последнее время у нас резко вырос объем работы. После трагической гибели Кевина люди стали гораздо более чувствительны к подобным вещам, стало гораздо больше тревожных сигналов, которые надо обрабатывать».
Кевин — двухлетний мальчик, чье имя стало в Германии символом халатности службы по делам защиты детей. В 2005 году годовалый Кевин попал в приют города Бремен из дома приемного отца — с переломанными ногами и многочисленными ушибами. Несколько месяцев Кевин провел в приюте, затем его — несмотря на активные протесты руководства приюта — вернули приемному отцу, при формальном сохранении опеки над ребенком со стороны государства. Хотя мальчик находился под защитой государства, чиновники проверяли дела в семье крайне редко — последний раз служба по делам защиты детей навещала Кевина в апреле 2006 года. Когда чиновники пришли к Кевину второй раз, в октябре 2006−го, ребенок был уже давно мертв. Его труп с двадцатью переломанными костями лежал в морозилке отчима. Один только этот чудовищный случай мог заставить немцев потребовать больше — гораздо больше! — государственного контроля за семьями с детьми. Но, к ужасу жителей Германии, смертью Кевина дело не ограничилось. 20 ноября 2007 года сотрудники службы по делам защиты детей города Шверин (столица федеральной земли Мекленбург-Передняя Померания) решили нанести визит в дом пятилетней девочки Леи-Софи, по поводу которой уже не первый месяц поступали тревожные сигналы от соседей и знакомых. Девочка перестала ходить в детский сад, не появлялась на улице. Когда чиновники пришли в квартиру, они обнаружили умирающего истощенного ребенка.
В свои пять лет Лея-Софи была похожа на узника лагеря смерти и весила 7,2 кг — при норме от 15 до 20 кг. Как выяснилось потом, родители перестали ее кормить, и в течение нескольких месяцев ребенок медленно умирал, лежа в кровати и не в силах подняться из собственных испражнений. Лея-Софи была срочно доставлена в больницу, где умерла в тот же день. Во время ареста родители просили соседей позаботиться в их отсутствие о кошках — домашние животные привыкли получать еду регулярно.
Спустя всего две недели, 5 декабря, на новостных лентах появилось сообщение еще об одном провале службы по делам защиты детей. В северонемецком городке Плён находившаяся под наблюдением службы по делам защиты детей психически больная 31−летняя мать убила пятерых своих детей — мальчиков в возрасте от трех до девяти лет. Всего, согласно официальной немецкой статистике, ежегодно от рук родителей в Германии гибнет от 80 до 120 детей — по одному ребенку каждые три-четыре дня.
«Громкие случаи гибели детей последних лет привели к настоящей истерике и в обществе, и в службе по защите детей. Общественность, разумеется, возложила вину на службу, которая реагировала на сигналы с мест с большим запозданием. Теперь чиновники исповедуют принцип “лучше раньше, чем позже”», — резюмирует в интервью «Эксперту» профессор психологии Уве Йопт, преподаватель Университета Билефельда и один из ведущих специалистов в вопросах представления детей на суде в Германии.
Просто, как забрать ребенка
Требования общественности усилить контроль государства за семьями достигли цели. Никогда раньше за всю историю ФРГ изъять ребенка у родителей не было так просто. Сегодня достаточно, чтобы чиновник службы по защите детей, посещающий семью даже в первый раз, пришел к заключению, что благополучию находящегося в семье ребенка угрожает опасность. При этом толкование опасности оставляется на усмотрение чиновника — в результате под опасностью может пониматься грязная одежда ребенка или небольшая площадь родительской квартиры.
Если мнение чиновника разделяет сопровождающий его напарник, то сотрудники службы вызывают полицию — полицейские обязаны забрать ребенка у родителей и перевести его в указанный чиновниками приют или выбранную им приемную семью. После этого родители могут начинать многомесячную судебную тяжбу с государством за право вернуть ребенка или даже просто увидеться с ним.
«Потерять ребенка в сто раз проще, чем вернуть его назад. Если же изымается маленький ребенок, то в 99 процентов случаев родители его никогда больше не увидят, даже если им удастся доказать, что изъятие было ошибочным, — рассказывает “Эксперту” Уве Йопт. — А ведь служба может изъять — и изымает — детей даже из родильных отделений больниц — и не только в том случае, если мать страдает наркоманией или алкоголизмом, но даже тогда, когда чиновник полагает, что женщина не готова стать матерью из-за “отсутствия знаний о материнстве”. А далее мы имеем дело фактически с необратимым изъятием — хотя решения Европейского суда, обязательные для выполнения немецкими властями, ясно говорят, что изъятый однажды ребенок должен иметь пожизненное право на возвращение в родную семью. Но немецкая служба по делам защиты детей исходит из того, что после возвращения ребенка в семью ему “в будущем может снова угрожать опасность”. Конечно, это идеальный несокрушимый аргумент».
Проблема возвращения детей родителям настолько остра и значима, что ею лично занимается президент Конференции неправительственных организаций при Совете Европы Аннелизе Эшгер. «Германия открыто игнорирует решения европейских судебных властей относительно права детей вернуться к своим родителям. Немецкая служба по делам защиты детей методично нарушает европейское законодательство. Это нарушение прав человека, и в данной сфере я не наблюдаю никакого прогресса — скорее, один регресс», — холодно констатирует в разговоре с корреспондентом «Эксперта» госпожа Эшгер.
Презумпция виновности
В вестфальском городке Зёст многодетная семья немцев после рождения седьмого ребенка (и получения полагающегося по закону в такой случаях детского пособия в 500 евро) стала объектом пристального внимания со стороны службы по делам защиты детей. Угрожая забрать детей, чиновники заставляли родителей покупать нужную, как они полагали, бытовую технику, перепланировать дом и менять рацион питания детей. Контроль за выполнением указаний осуществляла практикантка социальной службы.
«Сотрудники службы по делам защиты детей перегружены работой, завалены бумагами. Кроме того, у них очень плохое образование — обычно четыре семестра социальной педагогики. При этом они должны быть в одном лице полицейским, психологом, социальным работником. Неудивительно, что регулярно принимаются ошибочные решения. Первая и часто единственная их реакция: забрать ребенка — и дело закрыто. Разумеется, все должно решаться через суд, но в случае изъятия ребенка судья обычно подписывает все, что предложит служба по делам защиты детей, — размышляет Катрин Хуммель. — Я не могу огульно обвинять всю службу по делам защиты детей. Многие ее сотрудники действительно работают не покладая рук на благо детей. Но отдельные случаи регулярно выходят из-под контроля. Проблема заключается в том, что если в отношении семьи однажды возникло подозрение, то служба намертво вцепляется в эту семью и уже не отпускает ее. Кроме того, во многих случаях начинает играть роль личная неприязнь. Чиновники хотят “наказать” несговорчивых родителей, которые не проявили к ним достаточного почтения или сказали им что-нибудь вроде “мы сами лучше знаем, как воспитывать ребенка”».
Приехавшая из России 25−летняя Анна живет в гессенском городке Гисен и не понаслышке знает, как выглядит повышенный интерес со стороны службы по делам защиты детей. Мы сидим у нее на кухне. Голос очаровательной, модельной внешности брюнетки с огромными глазами непроизвольно дрожит, когда начинает рассказывать историю своей дочери.
Год назад служба по делам защиты детей потребовала от Анны явиться на профилактическую беседу после сигнала из детского сада. Тогда Анна еще не знала, что ее ждет. Как выяснилось, воспитатели сообщили в службу, что мать перегружает свою дочку занятиями, что угрожает ее здоровью. «Мы интенсивно занимались ее развитием — и я, и бабушка. Дочка ходила на английский для детей, занималась балетом, посещала игровую группу для русскоязычных детей, и еще мой друг-пианист занимался с ней игрой на пианино. Впрочем, про пианино, слава богу, они не знали», — рассказывает Анна.
Анна вспоминает, как курировавший ее дело чиновник активно давал указания, как именно ей надо заниматься развитием дочки, но при этом признался, что у него самого нет детей. «Но зато я учился в университете на социального педагога», — с гордостью добавил он.
Похоже, такое мнение главенствует в немецких социальных службах. «Это не вопрос для дискуссии. У нас есть стандарты. У нас есть формуляры для оценки потенциала угроз для ребенка. Это стандарты производства, с помощью которых можно определить, угрожает ли ребенку опасность. На основании этого формуляра любой может оценить степень угрозы ребенку — все равно, есть у этого человека дети или нет», — удивленно отвечает Инге Бюттнер на вопрос корреспондента «Эксперта» о том, сколько из ее подчиненных имеют собственных детей.
«Я думаю, причина во многом была в том, что я мигрантка, к тому же родила ребенка рано — в девятнадцать лет, — добавляет после недолгой паузы Анна. — Чиновникам же невозможно объяснить, что это был желанный ребенок».
Иностранцы действительно особенно уязвимы перед службой по делам защиты детей. Несколько месяцев, испытывая пристальное внимание чиновников, Анна и ее друг провели в страхе за своего ребенка. «Мы всерьез подумывали о том, чтобы сбежать из Германии. У нас осталась квартира в Москве, и я бы точно не стала продолжать жить здесь, если бы увидела, что у чиновников появилась мысль забрать мою девочку», — говорит Анна.
Свобода оценки
Главная причина сложившейся тупиковой ситуации состоит в том, что чиновники имеют право давать крайне субъективные оценки положения дел в семье и фактически не подотчетны никому в своих действиях.
«Решение об изъятии детей часто принимается на основании факторов, совершенно не относящихся к собственно отношениям родителей и детей. Например, на основании образования родителей, их материального положения, качества жилья, — перечисляет профессор Уве Йопт из Университета Билефельда. — Если семья однажды попала в поле зрения службы по делам защиты детей, чиновники так и будут считать ее неблагополучной. Дальше свою роль играет чисто человеческое нежелание признать себя неправым. И поверьте: даже задним числом всегда можно найти аргументы относительно того, что ребенку действительно угрожала опасность “недостаточного обеспечения”, особенно если речь идет о бедной семье. Проблема заключается и в том, что судьи, которые занимаются подобными делами, обычно не хотят портить отношение со службой по защите детей, ведь им работать с этими чиновниками всю жизнь. Поэтому порой, даже если судья видит, что материал, подготовленный службой, не выдерживает критики, он принимает псевдокомпромиссное решение, которое не обидит чиновников. Например, судья говорит: ребенка надо вернуть родителям, но сделать это не сейчас, а через три месяца».
Профессор Йопт давно является одним из наиболее активных критиков как имеющейся системы оценки рисков для детей, так и самой концепции безоговорочного примата государства в сфере семейных отношений. «Вмешательство службы по делам защиты детей в семью — это всегда огромный стресс и для родителей, и для детей. Фактически речь идет о государственном вторжении в автономию семьи, закрепленную в немецком законодательстве. Последствия такого вмешательства часто просто ужасны», — говорит Йопт, и это не преувеличение. В середине 1990−х годов именно Йопт был экспертом на одном из самых громких процессов, инициированных службой по делам защиты детей и окончившихся колоссальным скандалом — так называемом Вормсском процессе.
В воробьином гнезде
Вормсский процесс начался в 1993 году, а закончился фактически только в 2007−м. За эти годы чиновники из службы по делам защиты детей успели сломать судьбы более чем трех десятков невинных людей.
Все началось с того, что служба по делам защиты детей стоящего в среднем течении Рейна города Вормс объявила о раскрытии активной сети родителей-педофилов. По словам чиновников, проводивших беседы с детьми и пришедших к такому выводу, 27 родителей, а также бабушек и дедушек детей в возрасте от нескольких месяцев до нескольких лет создали подпольную организацию, построенную на сексуальной эксплуатации собственных детей. 15 предполагаемых детей-жертв были немедленно изъяты из семей и переведены в приют «Воробьиное гнездо», а подозреваемых родителей поместили в следственный изолятор.
Следствие и суд продолжались четыре года. За это время одна из подозреваемых скончалась в изоляторе. Большинство обвиняемых потеряли работу, разорились на адвокатах или были покинуты оставшимися на свободе супругами. В 1997 году суд оправдал всех обвиняемых за полным отсутствием состава преступления и закрыл дело, заключив, что показания детей были неверно интерпретированы.
«Оказалось, что во время следствия была полностью проигнорирована такая особенность детей, как возможность попадать под влияние психолога. В таких стрессовых ситуациях, как регулярные опросы, тем более в отсутствие родителей, дети легко попадают под внешнее влияние. Ужасно то, что сам психолог может не замечать, как он начинает контролировать ребенка и фактически вкладывает ему в уста те слова, которые хочет от него услышать», — поясняет профессор Йопт.
Но самое страшное началось потом. После четырех лет пребывания в приюте шестеро из пятнадцати изъятых детей наотрез отказались возвращаться домой. «Руководитель приюта был совершенно неадекватным человеком. Все эти годы он настраивал детей против родителей. Даже после того, как суд доказал невиновность родителей, он продолжал фанатично верить в то, что родители насиловали детей. Он говорил: “Я отрежу себе руку, если они их не насиловали”», — вспоминает Йопт.
По словам свидетелей, руководитель приюта частенько подводил детей к забору приюта и, показывая на внешний мир, повторял: «Там живут ваши злые родители. Они сделали вам много ужасного, но теперь с вами я, и я буду вас защищать».
Согласно немецкому законодательству служба по делам защиты детей не имела права вернуть родителям детей, явно выразивших свое нежелание возвращаться домой к «злым маме и папе». Так что промывание мозгов в приюте продолжилось и после оправдательного вердикта. Более того, оправданным родителям было запрещено пытаться наладить с детьми любой контакт, ведь дети явно высказались против него. «Самая младшая из изъятых девочек — ей было восемь месяцев, когда ее забрали у мамы, — говорила мне, что она ненавидит родителей. Она в деталях рассказывала о самом грязном сексуальном насилии, которое она якобы пережила со стороны родителей. Разумеется, это все были истории, которые ей внушили. Она не могла их пережить в реальности, будучи восьмимесячной девочкой. Понятно, что она ненавидела родителей и не хотела возвращаться к ним. Только сейчас, через 14 лет после изъятия из семьи, эта девочка начинает шаг за шагом восстанавливать контакт с матерью», — продолжает профессор Йопт.
Параноидальный мир «Воробьиного гнезда» существовал вплоть до осени 2007 года, когда на компьютере главы приюта случайно были обнаружены фотографии маленьких голых девочек, некоторые из них были идентифицированы как воспитанницы приюта. Со временем полиции стало известно, что педагог, любивший также организовывать летние лагеря для детей, регулярно приглашал своих воспитанниц ночевать к себе в комнату, а также настаивал на собственноручной проверке гигиены девочек, в том числе часто лично мыл их.
В феврале 2008 года педагог, руководивший приютом на протяжении 14 лет, был взят под стражу по обвинению в педофилии. В августе он был признан виновным в совращении малолетних и приговорен к одному году заключения условно. «Если бы эта история была выдумана, это была бы плохая выдумка», — сокрушается профессор Йопт.
Тупик без выхода
Руководительница службы по делам защиты детей во франкфуртском Заксенхаузене Инге Бюттнер разводит руками: «Мы всегда оказываемся виноватыми. Либо потому, что слишком активны, либо потому, что недостаточно активны. Никто никогда не скажет, что мы делаем все правильно. Единственное, что мы можем делать, это продолжать защищать детей настолько профессионально, насколько это позволяют нам наши знания и наши полномочия».
Удивительно, но во многом чиновница права. Широчайшие легальные полномочия, взвинченное общественное мнение и общенациональная убежденность в том, что государство — это всемогущий, всеведущий и всеблагой господь, загнали немецкую службу по защите детей в тупик, выйти из которого практически невозможно.
Нелогичная и громоздкая система, то проявляющая явно излишнюю жесткость, то закрывающая глаза на откровенные угрозы жизням детей, становится жертвой собственных безграничных полномочий — чиновники, проработавшие здесь не один десяток лет, отлично это чувствуют. Трагедия в том, что главной жертвой системы оказываются дети, которых она призвана защищать.
Вупперталь—Гисен—Франкфурт-на-Майне

f.Antony
Волосы встают дыбом!!!И это в цивилизованном европейском обществе такой развитой страны как Германия.Нет уж увольте,хочу жить в России с морозами и медведями на улицах

Все больше убеждаюсь, что детей надо воспитывать в вере. Чтобы жили по законам души, а не по скотским законам толпы. Эх, где б самой взять это воспитание.

Больше всего меня пугает то, что ЮЮ заставляет нормальных, заботливых родителей бояться, а не воспитывать. Те самые мамашки с пивом и матами плюют на моральное здоровье своих детей, да к ним никогда и не придут - чревато. А вот нормальные, любящие родители начинают шарахаться от каждой тени, становятс параноиками, и все только потому, что гос-во решило, что чужая тетя знает, как нашим детям лучше.

Подруга моя сказала в ответ на мою реплику, что к наркоманам и алкоголикам и ходить не будут, там их ткнуть могут: "Я вот не алкоголик и не наркоман, но я тоже ткнуть могу, причем не пальцем". Я, наверное, тоже ткну

f.Antony
Один год условно за совращение малолетних и педофилию-это что за меры наказания в Германии,гуманные законы однако у них к педофилам

Дак у них педофилия из уголовно наказуемой переходит в административно наказуемую. У меня почти подобная жесть есть и по России.

Все таки у нас в Сургуте ювенального беспредела пока почти не наблюдается. Ниже приводится информация о том как и на основании чего могут ребенка изъять из детского садика.

http://domrebenok.ru/2010/04/08/semya-v ... bedu.html/
2 апреля в г. Норильске правоохранительные органы забрали ребенка из благополучной семьи на основании заявления воспитателя детского сада №90 «Цветик-семицветик» Алёшкиной Анжелы Николаевны о том, что родители избивают ребенка. Мы поговорили с мамой четырехлетнего Валерия Фоменко, который седьмой день находится в Детской городской больнице.
- Добрый день, меня зовут Марина Троцкая, я корреспондент журнала «Домашний ребёнок». Представьтесь пожалуйста.
- Меня зовут Фоменко Анастасия Ильинична.
- Вы работаете?
- Нет, я сижу дома с ребёнком-инвалидом.
- Это младший ребёнок?
- Да.
- Где работает Ваш муж?
- На Медном заводе электромехаником средств АСУТП (автоматизации систем управления ).
- Это правда, что у вас забрали старшего ребёнка, которому 4,5 года?
- Да, у нас забрали старшего ребёнка без объяснения причин, потому что на нём обраружили царапины, которые он получил в детском саду и на которые мы решили просто не обращать внимания, не поднимать шум из-за них.
- Забрали ребёнка из детского сада или из дома?
- Из детского сада, не предупредив никого. Уже потом ко мне пришла инспектор по делам несовершеннолетних. Забрали примерно в обеденное время, а инспектор ко мне пришла только около пяти часов вечера. Примерно через пол-часа беседы с ней я выяснила, что ребёнка в детском саду нет – он находится в инспекции по делам несовершеннолетних.
- Вам известно, в этом детском саду были раньше подобные случае?
- Нет, неизвестно, но вялотекущий конфликт у нас назрел за неделю до этого.
- В чем суть конфликта? Это конфликт с воспитателем?
- Да, с воспитателем. Дело в том, что у нашего ребёнка длинные волосы. Воспитателю это очень не понравилось и она хотела чтобы он подстригся. Мало того, она давила на ребёнка чтобы он постригся. Конкретного давления не было, но она постоянно говорила: «Валера постригись, Валера, тебе нужно постричься, Валера, скажи родителям что тебе нужно постричься». В итоге он начал мне говорить «Мама, мне нужно постричься». Когда я задавала ему вопрос: «Ты хочешь постричься?», он говорил «нет, мне нужно».
- То есть оказывалось давление воспитателем на ребёнка?
- Да.
- У ребёнка действительно царапины на спине? Откуда они?
- Да, у него действительно царапины были, мы обнаружили их в четверг вечером после детского сада. У всех детей бывают так или иначе царапины, мы решили не обращать на них внимание, не говорили об этом воспитателю.
- Какой темперамент у ребёнка?
- Он очень подвижный человек. Может бегать, лазить везде, очень активный.
- Каких методов воспитания вы придерживаетесь? Бывает что вы применяете физические методы воздействия на ребёнка?
- Нет, мы детей не бьем.
- Через сколько дней вы смогли увидеть ребёнка после того как его забрали?
- Через четыре дня.
- В каком состоянии был ребёнок? Правда ли что у него есть следы свежих побоев?
- Да, у него есть следы новых побоев. У него ссадина на локте, коленки полностью состоят из одного синяка.
- Каково психологическое состояние ребёнка?
- Ужасное. Ребёнок себя ведень неадекватно. Он и так был живым, возбудимым, активным ребенком. Сейчас он вообще не сидит ни минуты на месте. С ним невозможно поговорить – он постоянно куда-то убегает. Он то лезет целоваться, то висит на мне, то убегает от меня. Я когда села перед ним на корточки, ребёнок разве что не отскочил, он испугался, начал закрываться от меня.
- Раньше он так не делал никогда?
- Нет, раньше такого не было.
- Куда вы обращались чтобы вам вернули ребёнка?
- Мы обращались в милицию, в Прокуратуру, в органы опеки, с нами сейчас работают депутаты Горсовета, мы разговаривали с адвокатом, мы обратились во все инстанции, которые смогли задействовать – Центр семьи, в Центр реабилитации «Виктория» мы обратились за консультацией.
- Вы можете назвать фамилию, имя, отчество воспитателя, которая инициировала изъятие ребёнка?
- Алёшкина Анжела Николаевна.
- Каких-то ответов от милиции вам удалось добиться? Говорят когда вернут ребёнка?
- Ничего. Пока никакого ответа из Прокуратуры не пришло – но там официальный ответ должен прийти через неделю. Ни из милиции, ни из больницы ничего нет.
- Какие-то документы есть?
- Ничего. Из всех документов только копия нашего заявления в Прокуратуру. Официально нас в известность не ставили.
- На основании какого документа забрали ребёнка?
- Документов таких нет. Во вторник будет комиссия по делам несовершеннолетних, на которой будет решаться, отдадут нам ребёнка или нет.
- Мы желаем вам успеха, всего доброго.

Бедный ребенок и бедные родители. Когда вернут ребенка родителям, им предстоит решить столько психологических проблем, возникших у ребенка в этой ситуации. Случись такое со мной даже не знаю, чтобы я сделала с этой воспитательницей. И что теперь когда забираешь ребенка из садика его раздевать и осматривать, акт приемки-передачи подписывать и если что скандал с увольнением иницировать?

темная лошадка А почему бы и нет! Если дойдёт до беспредела ЮЮ, придётся не только защищаться, но и принимать превентивные меры

Даже не знаю, может я не прав, но мне кажется, что нужно просто быть внимательней к воспитателю. Может пару раз цветочки подарить на Новый Год и на 8 марта. Мы все любим доброе и теплое отношение к себе. А если с агрессией к нам, то и мы ее разжигаем в себе да еще и в гораздо больших объемах. Человечески добрые отношения еще никого не подводили, да и воспитатель испытывая к вам уважение и благодарность в ответ на ваше доброе отношение, думаю никогда не сдаст вашего ребенка правоохранительным органам. С 1 сентября мои младшенькие впервые идут в садик, надеюсь все будет хорошо.

в садиках и сейчас сплошное вымогательство, а с введением ЮЮ оно станет безудержным: родители будут на 100% зависимы от воспитателя, няни, заведующей и т.д.

[/quote]
в садиках и сейчас сплошное вымогательство, а с введением ЮЮ оно станет безудержным: родители будут на 100% зависимы от воспитателя, няни, заведующей и т.д.[/quote]
Очень-очень все это печально, с садиками мы еще не связывались. Все таки остается одно. Объединяться и отстаивать свои права на семью. Впринципе мы уже процесс объединения начали, в понедельник появилась общественная организация "Сургутский родительский комитет", сейчас идет процесс утрясения формальностей и регистрация. Надеюсь что с нового учебного года организация заработает. Думаю, что она будет сотрудничать с ООиП и КДНиЗП, осуществляя общественный контроль, ну и помогая им в работе.

+100000000000000!
Ну не понравится ей ребёнок\мама\папа\....- всё, никакие цветочки не помогут!
У нас ребёнок укололся нарковским шприцом на площадке в д\саду - столько вранья разгребли, пока до правды докопались! Уму непостижимо, как 3 взрослых тётки могут выкручиваться! Обошлось вроде (ТТТ), да и их только премии заведующая лишила. Но ведь будь у них тогда такое письмецо или права, которыми наделит ЮЮ, неизвестно, как они стали бы "защищаться" И что бы предприняли потом!
f.Antony А сделаете Вы завтра замечание воспитательнице, которая обоссанные колготки положила на уличную одежду, в которой ребёнка домой вести? А побьют ребёнка и\или он сдачи даст да и сам, может, стукнет кого? А попросите не пичкать ребёнка едой насильно или наоборот, докормить? Да любое Ваше поведение может не по нраву прийтись! Даже будь Вы сто тысяч раз правы и вправе!
А в итоге - окажетесь бесправны совершенно! И доказывай потом, что это Марьяиванна/Петя/Вася сыну синяк поставили, а не Вы или супруга! И одежды не помогут
страшно.